Вчера, набродившись и набегавших в арцахских туманах, через петли времени, я заснула безтревожным сном... И снова вернулась на кладбище, но ранним летом, летним утром с его розоватым лёгким туманом, который вот-вот рассеется, как только лучи солнца станут крепче, жгучее; всё вокруг утопало в высоких, доходящих до пояса, ярко-красных маках. Я осторожно пробиралась меж камней, легонько касаясь головок цветов, покрытых капельками росы. Руки быстро похолодели. Ноги промокли. Но я продолжала бродить, до состояния полной отрешённости. К реальности с её гомоном птиц вернуло ощущение тепла на моих ладонях – живого, человеческого тепла. Рассеянное зрение уступило место сосредоточенности: маки, ярко-красные маки, доходящие до пояса, превратились в руки, поле рук, которых я касалась. Они были мягкими, тёплыми и заботливыми. Они пахли миром – пашней, зерном, сеном, хлебом, молоком... И ни намёка на порох.
Ощущение, что этот мир существует впервые, и я существую впервые, и эти руки, которые вот-вот покажут тех, кому принадлежат, существуют впервые, открыло мне новое чувственное понимание: закончившись, всё начнётся впервые. И начнётся оно с созидания. И продолжится созиданием.
Я стояла на высоком горном плато, среди цветущих рук. Самые тяжёлые остатки тумана залегли где-то внизу, зацепившись за кроны деревьев. Сердце пульсировало в груди, голове, руках, ногах; так бывает, когда влюблён – в человека, в жизнь, в дело. Я стояла и думала: а туманы, плотные арцахские туманы, они как кокон безопасности, призваны защищать этот клочок земли, эти мягкие, тёплые и заботливые руки, которые пахнут миром.
Елена Шуваева-Петросян
