Насколько серьезны стремления Трампа нарушить мир в Иране?

Главе МИД Азербайджана Эльмару Мамедъярову понравилось вступать в дискуссии с армянскими журналистами. Первое интервью экспромтом он дал им в апреле в салоне самолета, где они оказались вместе. И вот теперь то же самое произошло в Брюсселе. Мамедъяров здесь, правда, не сказал ничего нового по части перспектив урегулирования нагорно-карабахского конфликта. «Громким» бакинские издания назвали следующую часть его заявления:

«Когда мы говорим о подготовке народов к миру, это, прежде всего, подготовка к миру в Армении. Хорошее соседство всегда лучше, чем нахождение в блокаде. У вас из четырех стран как минимум с двумя закрыты границы, а с третьей — вот-вот закроется. И что? Вы подумайте, задайте сами себе вопрос. Армянский народ должен сам себе задать вопрос — что дальше?»

Действительно, у Армении закрыты границы с Азербайджаном и Турцией. Под третьей страной, граница с которой «вот-вот закроется», Мамедъяров имеет в виду, конечно, Иран. Его мысль была быстро подхвачена политическим обозревателем азербайджанского портала Minval.az Нурани.

«Здесь прекрасно понимают: «корректировка ситуации» в Иране по американскому сценарию подставит жирный крест на тех «особых отношениях», которые существовали у Еревана и Тегерана, и многих деликатных аспектах армяно-иранского сотрудничества, — пишет Нурани. — У Армении с Ираном — трогательная дружба, и основана она не только на обоюдной нелюбви к Азербайджану. Эта «маленькая, но гордая христианская страна» весьма бойко предоставляет иранской муллократии свои услуги по обходу наложенных на ИРИ санкций. И можно представить себе, с какими чувствами теперь в ереванском политическом бомонде задают сами себе вопрос: а что, если США, которые явно вознамерились «переформатировать ситуацию» в Иране, спросят с Армении за всю ее дружбу с муллократией? Есть и другая сторона вопроса. Демонтаж иранской муллократической диктатуры, неважно, изнутри или извне, даже если и не закончится распадом Ирана на отдельные государства, тем не менее с огромной вероятностью повысит статус и политическую роль национальных меньшинств, в том числе, вернее, прежде всего азербайджанцев, которые в Иране играют ту же роль, как страны Балтии — в СССР. И тогда уже к югу от Мегри будет уже не весьма благожелательно настроенная к Армении Исламская Республика Иран, а Южный Азербайджан».

По этой логике возможная дестабилизация внутренних процессов в Иране более чувствительной должна оказаться для Армении, а не для Азербайджана, который, похоже, рассчитывает очутиться на какой-то горе, с высоты которой можно будет спокойно наблюдать за тем, как американцы, по Нурани, проводят «демонтаж Ирана». Однако, по оценке известного российского эксперта Александра Крылова, из всех закавказских республик наиболее напряженные отношения складываются не у Тегерана и Еревана, а у Тегерана и Баку, потому что внешними игроками, США и Израилем, почти открыто стала разыгрываться карта Южного (Иранского) Азербайджана. При этом не исключается и возможность использования азербайджанской территории в случае начала силового сценария в Иране. По словам Крылова, «многие азербайджанские эксперты оценивают этот сценарий очень оптимистично для Азербайджана и считают вполне достижимым объединение азербайджанцев в рамках одного государства после оккупации и распада Ирана, хотя для Азербайджана любой вариант дестабилизации Ирана чреват новыми угрозами и созданием больших проблем на многие годы вперед».

Эту точку зрения разделяют и многие азербайджанские эксперты. Заместитель директора центра Baku Network Гюльнара Мамедзаде считает, что возникает много вопросов, один из которых связан с готовностью Закавказья к исходу событий в случае «выхода ситуации из-под контроля в Иране», хотя существует вероятность «повторения в Иране сирийского сценария в той или иной версии». Что же касается Азербайджана, то, по ее мнению, «негативные события в Иране несут для Баку риски, связанные с вероятностью провисания связанных с Ираном масштабных проектов и возможным чрезмерным потоком в страну выходцев из Южного Азербайджана». Даже в случае сохранения нейтралитета и отказа от содействия антииранской коалиции и предоставления коридора, Баку все равно может столкнуться с очень серьезными угрозами.

Другой вариант: трансформации системы власти в Иране с последующим изменением структуры общества, не исключая усиления фактора религиозного влияния как общего тренда, характерного для всего Ближнего Востока. Как пишет западное издание Caucasus Watch, «иранские азербайджанцы считаются наиболее интегрированным меньшинством в стране, главным образом за счет шиитской веры, и среди многочисленных иранских лидеров есть азербайджанцы». Теоретически они могут «пытаться заявить права на Азербайджан как часть своей исторической шиитской сферы влияния». Такие настроения распространены в ультраконсервативной элите Ирана. Публичные заявления бывшего кандидата в президенты аятоллы Саида Мухаммеда Бокири Харроси и депутата парламента Надира Гасипура о реинтеграции Азербайджана и пересмотре Гюлистанского и Туркманчайского мирных договоров усиливают эти опасения.

Кроме того, время от времени иранские чиновники публично критикуют светский курс Азербайджана. При этом Тегеран все более активно начинает наступление на Баку с целью пресечь его «историческое рейдерство», в рамках которого история Персии и Ирана была переписана под политические нужды Баку. Когда в Иране начнут писать свою новую историю и расставлять главные акценты в региональной политике, станет ясно, к каким еще сюрпризам от Тегерана необходимо готовиться в Закавказье. Помимо того, независимо от официальной позиции Баку, симпатии определенной части общественности Азербайджана, возможно, значительно, вряд ли будут на стороне США. И результатом антииранской войны может стать рост в Азербайджане антизападных и происламских настроений.

Мамедъяров не может этого не понимать. Но ему сложно признаться, что в так называемом армянском вопросе на иранском направлении азербайджанская дипломатия терпит поражения. Он, косвенно обозначая стремление президента США Дональда Трампа к войне с Ираном, указывает на качества, которые кажутся похожими на подготовку к крупному вооруженному конфликту, точнее, запуску в регион ощущения повышения вероятности войны. Вряд ли этим сегодня напугаешь Ереван, у которого в выстраивании региональной политики преобладает мощная национально-идеологическая составляющая.


Станислав Тарасов