Осталось всего несколько дней до первой годовщины правления премьер-министра Армении Никола Пашиняна. Половина этого времени, вплоть до выборов 9 декабря в парламент, ушла на действия, направленные на легитимацию власти, получение полного контроля не только над исполнительной, но и законодательной властью. Конечно, как почти всегда бывает в таких случаях, новые власти раздавали много щедрых обещаний, говорили о необходимости проведения болезненных реформ для обеспечения экономического роста, выступали часто с противоречивыми внешнеполитическими заявлениями. Сам Пашинян заявлял, что состоявшаяся в Армении «уникальная бархатная революция» завершила всего лишь «первый этап» и главные события еще впереди.
Наверное, так оно и есть. Тем не менее вопрос, а что это было, в Армении и вне ее остается открытым. Да, в стране к моменту прихода к власти Пашиняна сложилась сложная социально-экономическая ситуация, наросли волны острейшего политического кризиса, создавшие классическую марксистскую формулу, когда «верхи не могут, а низы не хотят». Но выход из этого кризиса мог быть самым разным. Избран был только один ход: Серж Саргсян объявил о своей отставке, хотя накануне, 22 апреля 2018 года, во время неудавшихся переговоров с лидером протестов Пашиняном демонстрировал непреклонность, заявлял, что никогда не согласится с языком ультиматумов. Что подвигло его к резкой перемене изначальных подходов? Этого не сделал Тер-Петросян в 1996 году, не пошел по этому пути и Роберт Кочарян в 2003 году.
В этой связи многие армянские, да и русские эксперты заявляли, что, возможно, только в будущем, и то в случае появления или обнаружения новых документов, им удастся адекватно описать внезапную смену вех в Ереване. И ошиблись, хотя столкнулись с неожиданной острой интригой. Но для начала обозначим исходные позиции, которые были зафиксированы, во всяком случае, на уроне тогдашнего информационно-политического поля. Саргсян сохранял образ «пророссийского» политика, который привел страну к Таможенному, а затем к Евразийскому экономическому союзу при одновременном членстве Армении в ОДКБ. Пашинян имел «прозападную» репутацию, выступал с критикой односторонности Еревана в выборе партнеров, имея в виду Россию. Поэтому смена власти в Армении воспринималась на Западе как «торжество демократии», спряженное, возможно, и со сменой внешнеполитического вектора Армении, но не сразу.
Старший научный сотрудник Фонда Карнеги Пол Стронски заявлял, что «США и Россия не превратили армянские события в геополитическую проблему, решив не повторять ошибки, допущенные на Украине в 2014 году». Стронски также заявлял, что «США не ожидают от Армении серьезного сдвига во внешней политике после внутриполитических изменений, понимая уникальную географию Армении, закрытую армяно-турецкую границу, неурегулированный Карабахский конфликт». То есть в Вашингтоне считали, что Ереван, несмотря на членство в ОДКБ, «должен придерживаться баланса во взаимоотношениях между Россией и США». В свою очередь, Пашинян уверял в том, что «революция в Армении произошла без участия какой-либо силы извне», что главным принципом во внешней политике будет «многовекторность». Это несколько насторожено было встречено в России, которая считает Армению своим стратегическим союзником.
И вдруг упомянутый ранее Стронски решил нанести удар по Пашиняну. В серии постов в Twitter он обратился к премьер-министру Армении с требованием усилить «проамериканский» вектор армянской внешней политики, указывая на то, «Вашингтон заплатил за это революционному Еревану уже 25 млн долларов». Странность ситуации в том, что так эксперт решил ответить на реплику Пашиняна, произнесенную еще в марте месяце в заключительном выступлении по докладу «О процессе и результатах выполнения правительственной программы Республики Армения», когда сказал буквально следующее:
«Соединенные Штаты уже давно выступают в качестве самого ревностного апологета демократии во всем мире. Я хочу задать Вам и всем вопрос, как Соединенные Штаты отреагировали на беспрецедентные демократические изменения в Армении, которые полностью своей сущностью, содержанием являются демократичными, никто не может сомневаться в этом. И как они отреагировали? Я сказал представителям США, что я думаю, что у них была нулевая реакция».
«Это просто не соответствует действительности. США значительно увеличили свою помощь стране после смены власти. В отличие от Европейского союза, который обещает деньги, но предоставляет их медленно, в течение шести месяцев в Армению из США поступила дополнительная помощь в размере 14 млн долларов, — парирует Стронски. — А в целом США предоставили Армении более 25 млн в прошлом году — и это поверх помощи, оказанной Вашингтоном Армении в размере более 1 млрд, начиная с 1992 года». Более того, он отметил, что «США готовы предоставить еще больше, если правительство Пашиняна прояснит политические приоритеты и план действий». Причины «засветки» такой оперативной информации со стороны американцев, направленной фактически на политическую дискредитацию Пашиняна, нуждаются в специальном анализе.
Пока же Вашингтон высказывает открытое недовольство отправкой Ереваном в Сирию армянских военных, называя это «непроизвольной ошибкой», а «нахождение армянских саперов в Сирии вместе с российскими — большим вопросом для США». Совершенно понятно, что Вашингтону определенные шаги Пашиняна на российском направлении перестали казаться радужными и американцы стали утрачивать так называемую «армянскую перспективу», видя, что некоторые разногласия в отношениях между Арменией и Россией не ведут к сворачиванию военно-технического сотрудничества и взаимодействия в сфере безопасности.
Сам же Пашинян еще только раскрывает себя в качестве политика. Он по сути отказался от рискованных шагов, затрагивающих отношения в рамках ОДКБ или конкретно с Россией, сумел войти в личный контакт с президентом Азербайджана Ильхамом Алиевым по проблемам урегулирования нагорно-карабахского конфликта, хотя не добился особых преференций с Западом. Как дальше будут вести себя США в отношении Армении, говорить сложно. «Сигнал» Стронски пока не сулит ничего позитивного.
Станислав Тарасов
